Противостояние стихии и недогляду чиновников как бы оставляет в стороне тот факт, что чрезвычайное министерство – часть неповоротливой управленческой системы, которую каждый новый правитель обещает улучшить. Занимаясь, по сути, чисто житейскими проблемами, пусть и в глобальном масштабе стихийных бедствий, министерство давно встало в один ряд с монстрами-силовиками – МВД, МО и ФСБ – как по количеству генералов, так и по вполне соотносимому бюджету, многие из статей которого засекречены. Немалым открытием становится для обывателя и тот факт, что достойнейшее из министерств подвержено тем же недугам: склонностям к манипуляциям средствами, штатами и кадрами, что и его побратимы. Развернувшаяся недавно реорганизация министерства стала уже шестой за чуть больше чем десятилетнюю историю ведомства.
Очередной передел
В прошедшем году страна лишилась всех федеральных служб спасения на местах. Исключением стал лишь кавказский регион, куда нет-нет, да и падет зоркий взгляд Верховного Главнокомандующего. Нужно полагать, выставлять откровенный бардак пред ясны очи Путина реформаторам МЧС невыгодно. В регионах, где до царя далеко, все областные территориальные спасслужбы МЧС прекратили существование. Чиновники министерства назвали все это «реорганизацией системы реагирования на чрезвычайные ситуации». Заключалась она в том, чтобы после закрытия федеральных служб регионов города и области самостоятельно создавали муниципальные спасательные отряды. Причем самостоятельность закреплена за городами и весями не только в отношении финансирования, что можно было бы объяснить желанием МЧС сэкономить средства. Оснащение местных служб и квалификация кадрового состава зависят сегодня от возможностей, а то и от благоволения князьков на местах. Но если, скажем, столица Татарстана может позволить себе «роскошь» содержать ПСС, то, например, республика Марий Эл либо не может вовсе, либо создает лишь некое подобие, где нет даже минимума техники и оборудования. Еще и потому, что основная его часть ушла наверх в региональный центр, коих теперь по одному в каждом федеральном округе России. Перетасовка оборудования зависела, как правило, от цепкости руководства каждого центра, вполне логично решившего не дарить оставленным областям то, что и самим пригодится. Поэтому наиболее бедные территории оказались практически незащищенными. Из всех федеральных сил на территории каждого ФО осталось по одному отряду РАПСО (Региональный аэромобильный поисково-спасательный отряд), в котором всего 40–60 человек на весь округ. Такая «реорганизация» практически полностью исключила возможность оперативного и жизненно важного воздействия на ЧС в первые минуты спасения, от которых напрямую зависят шансы пострадавших на жизнь. Оказались существенно изменены и возможности взаимодействия федералов с муниципалами в случае крупных неприятностей, недостатка в которых за последние годы не наблюдалось. Так что по непонятным причинам МЧС практически уничтожило ту систему спасения, что всех устраивала долгие годы.
Раньше своя поисково-спасательная служба работала в каждом Субъекте Федерации на федеральном же финансировании. Существовавший когда-то порядок реагирования строился куда разумнее, а ответы на вопрос: «Почему это от него отказались?» ожидают нас впереди. Пока же о том, как спасали до сих пор. Итак, в каждом регионе была своя федеральная служба, насчитывавшая от пятнадцати до двадцати пяти спасателей квалификации от нулевого до первого, а то и международного класса. На качественную работу среднего уровня сложности этого всегда хватало, скажем, отработать по наводнению или отреагировать на крупное ДТП в самые первые, решающие минуты чрезвычайной ситуации. Мощная группировка стягивалась в процессе, поэтапно: соседи, регионы, Центроспас или «Лидер». Так было и в Каспийске, и в Нефтегорске, и много еще где до приказа Сергея Шойгу. Сегодня же остались лишь муниципальные службы, состоящие из минимально дорогих для местечкового бюджета, а значит и наименее подготовленных, спасателей третьего класса. Кроме того, местная ПСС попадает в необратимую зависимость от местного руководителя, который службу создал и финансирует. Первым и самым очевидным минусом такого положения становится то, что жизненно важное для спасателя, а значит и пострадавшего, оборудование закупается совершенно бессистемно. А, учитывая традиции российских «откатных» закупок, взаимодействие федералов с муниципалами становится опасным. Скажем, дыхательная маска сотрудника Центроспаса просто не подойдет в критический момент к баллону угоревшего коллеги из муниципальной спасслужбы, и наоборот. По утверждению спасателей самого Центроспаса – личной гвардии Сергея Шойгу – никакого распоряжения или органа внутри МЧС, контролирующего унификацию оборудования, не существует.
И даже если министерство будет осуществлять какой-то контроль на оставленных территориях, невольно хочется предположить, что все закончится появлением очередной статьи черного дохода для сотрудников соответствующей инспекции.пасатель)
Еще один отрицательный фактор становится очевиден, если на минуту представить себе двух князьков-соседей, не поддерживающих никаких отношений или даже враждующих. Так часто складывается у городского и областного начальства. Решение об оказании помощи при ЧС просто виснет в воздухе. И даже если предположить, что отношения у соседей, наоборот, отличные, то дружба-то дружбой, а расходы на бензин, оплату работы спасателей и экстренное благоустройство пострадавших ложатся на плечи кого-то из них задолго до оказания помощи государством. Подобные несуразицы известны каждому спасателю, но до сих пор информация о них оставалась внутри самого гуманного ведомства, скорее всего потому, что профи кричать о прогрессирующем кретинизме бюрократов не любят. Как правило, жизнь пострадавших всегда оказывается в руках наиболее опытных и квалифицированных практиков спасательного дела, на чьем авторитете держится и работа молодых. Однако если такого человека в команде не окажется или штаб ликвидации посетит танкист-куратор – жертв не избежать.
Некомпетентность большинства руководящих работников навсегда разделила ведомство Шойгу на два лагеря, противостояние которых сказывается на количестве жертв чеэски в плюс или минус, смотря, кто победит сегодня и сейчас. В худшем случае профессионал отступает, в лучшем посылает танкиста подальше и подолгу отписывается объяснительными, лишается премии, но сохраняет жизнь коллеги или пострадавшего. Что же до участия в этих процессах руководства, то можно предположить лишь очевидное. Большое желание усидеть на двух стульях иногда пагубно отражается на репутации даже непотопляемых фигур. Создается впечатление, что давно и временно отошедший в политику Шойгу отдал свою вотчину в управление ее же борющимся кланам, каждый из которых возглавляет заместитель отца-командира. Ситуация борьбы оставляет в выжидательном недоумении тех, кто доставал детей из-под завалов Трансвааль-парка и школы в Беслане. Такова практика спасения в России сегодня. Лучшее тому доказательство – новые организационные, а, скорее, «экономические» проекты. Каждые два года они выходят из под пера чрезвычайной бюрократии.
Повороты лошади по имени МЧС не всегда известны даже главному спасателю страны, весь авторитет и внимание которого ушли во благо партии власти. Чего стоит одна только братская помощь по доставке агитматериалов к местам выступлений экс-министра МВД Грызлова на самолетах авиапарка МЧС и сборы подписей солдатами срочной службы все того же чрезвычайного министерства. Последний факт был замечен еще на выборах в 1999-м.
Экскурс в историю
Переломным для министерства моментом стало слияние с военными, прошедшее еще в 1994 году. Тогда, несмотря на полезность идеи, воплощение оказалось более чем бездарным. К руководству, а то и к проведению мероприятий по спасению оказались допущены люди, выражаясь фигурально, командовавшие танками. Ведь такой профессии, как спасатель, в армии нет. Комплектация военными кадрами велась бездумно – лишь бы сколотить и заполнить раздутые штаты. До сих пор существует всего один вуз, хоть как-то связанный со спецификой спасательной работы – Академия гражданской защиты, аббревиатура которой в профессиональном миру расшифровывается не иначе как Академия Глубинного Запоя, где готовят молодых лейтенантов. Все бы ничего, да вот только разъезжаются они по управлениям ГО и ЧС, пополняя ряды штабников. Тех самых, которые крайне редко вникают в реальную тактику спасательных работ. Не подумайте только, что все военные от ГО – дуболомы и дураки, таковых хватает и на гражданке.
Странно другое: задачи многочисленной группировки войск ГО принципиально отличаются от задач гражданских спасателей. ГО всегда была и остается силой на случай ядерного удара, при котором спасательские силы покажутся просто каплей в море, да и эффективность их помощи будет несоизмеримо ниже. Другое дело, что ядерный взрыв в эру техногенных войн и разведопераций можно ожидать разве что на Бен Ладена уповая. Так что по сей день основной задачей офицеров на руководящих постах в МЧС стало деятельное управление спасательными операциями, не взирая на последствия и из лучших побуждений. Со слов очевидцев и участников событий позабытого в череде прочих взрыва на Щербаковке, «Делу» стала известна одна из вопиющих историй вмешательства высшего командного состава МЧС в спасательные работы. Еще когда завалы рухнувшего подъезда дома 54 разбирали вручную, заместитель министра чрезвычайных ситуаций Российской Федерации по ЧС генерал-лейтенант Кириллов почувствовал себя большим специалистом по проведению спасательных работ. Именно им было дано указание закончить работы к утру, досрочно подключились бульдозеры, после чего под завалами был надвое порван труп женщины. Насколько известно, никакой ответственности высокопоставленный руководитель не понес. И более того, именно господин Кириллов возглавил внутриведомственную комиссию по расследованию вопиющего факта, которое, кстати, никаких нарушений не выявило. Сегодня генерал-полковник Кириллов занимает пост главного государственного инспектора Российской Федерации по пожарному надзору.
Тот факт, что даже после подобных эпизодов, вызванных служебным подобострастием и отсутствием квалификации даже у самых высоких чинов, МЧС продолжает политику реорганизаций, заставляет в очередной раз предположить: соображения эффективности перемен проигрывают мотивам бюджетной наживы.
О чистоте перчаток
Рядовым спасателям остается лишь гадать, откуда берутся все новые проекты слияний, да ждать последствий, впрочем, так же как и пожарным. На сей раз. Поначалу идея слияния всех устраивала. Казалось бы, все так и должно быть с самого начала, но тут же возникает масса вопросов, указывающая на пресловутую бездарность исполнения. Похоже, элитарная бюрократия в очередной раз не учла интересов рядовых профи, на которых держится наше с вами спасение. И дело даже не в том, представитель какой из двух общественнополезных структур будет отдавать в этой связке приказы: МЧС или УГПС, а, как минимум, в их взаимодействии. Ведь там, где МЧС разворачивает штаб, УГПС создает свой, а руководитель тушения пожара никого в свою вотчину пустить не может по боевому уставу. На непродуманность перемен указывает и тот факт, что на местах появляется не тот руководитель, который нужнее, а тот, что ловчее или хотя бы моложе.
В чем же дело, неужели никто не видит топорности подхода к бесчисленным преобразованиям? Программа аховой реорганизации, безусловно, есть, так же как и приказ о ней. Правда, Департамент делопроизводства такого титана, как МЧС, – место куда более загадочное, чем бермудский треугольник.
Можно предположить, что схема ухода конкретного лица от ответственности обычна, всегда можно откреститься от приказа, не светить его формулировку или уж, в крайнем случае, найти свадебного генерала, который в главный момент окажется во всем виноватым по решению суда (как это было с одним финансистом Минобороны). Есть, правда, и еще один способ: сослаться на устный приказ начальника, который никогда не признает своего авторства, а, значит, испарится (как это было со штурмом больницы в Буденновске). Только в данном случае после разочарования в очередной управленческой стратегии виноватых найдут куда больше. Вполне вероятно, что когда новая система спасения покажет себя во всей «красе» (массовой гибели пострадавших), виноватых изыщут по одному нормативному документу: приказу о ликвидации, исходящему от окружных региональных центров местным федеральным ПСС.
Не удивлюсь, если, в конце концов, именно руководители этих центров окажутся назначенными застрельщиками новой системы спасения. На эту мысль наводит тот факт, что основного, министерского приказа за подписью С. К. Шойгу никто из исполнителей в федеральных округах в глаза не видел.
Рискну предположить, что ценой для людей, выполнивших виртуальный приказ, станут их должности и погоны уже в роли козлов отпущения. Эти офицеры пополнят ряды уволенных спасателей, на которых в муниципальных бюджетах нет средств. Кое-кто, наоборот, получит возможности карьерного роста или доступ к генеральской кормушке. Источники, достаточно изучившие делопроизводство МЧС, утверждают, что других резонов для утаивания основного документа о реорганизации не существует. Министерство же всегда остается в крахмально-белых перчатках.
Агентурные данные
По информации, регулярно поступающей из недр министерства катастроф, уже примерно год длится ожидание новых перемен. Сложно оценить, что может стать причиной очередных перетасовок. Однако, по предположениям наших источников, – совсем не сложная обстановка в низах. Более всего возможна реорганизация по политическим мотивам. Злые языки уже давно намекают на то, что у Кремля свои планы относительно фигуры главы МЧС и самого ведомства.