Исповедь чиновника: «Проплачивать приходится и депутатам, и другим ведомствам»

Согласно недавнему отчету Генпрокуратуры, за первые шесть месяцев 2015 года в России было возбуждено около 11,5 тысячи дел коррупционной направленности, из которых в суд были переданы порядка 6,5 тысяч. Между тем, уголовных дел о коррупции на серьезном федеральном уровне практически нет. И не будет, потому что коррупция стала основным инструментом принятия решений, о чем The Insider рассказал чиновник среднего звена в одном из министерств (имя, пол, и ведомственную принадлежность чиновника The Insider по понятным причинам не раскрывает). Он рассказал, как устроены коррупционные схемы в министерствах и ведомствах, почему платить приходится даже самим чиновникам, из-за чего уровень компетенции в министерствах близок к нулю, и как кризис повлияет на размер взяток.
Коррупция сегодня единственный способ принятия и исполнения решений во власти, вне зависимости от того, что это за власть – законодательная, исполнительная или судебная. Представление о том, что коррупция – это когда бизнесмен дает взятку чиновнику, давно устарело. Сегодня и все отношения внутри государственного аппарата тоже принимаются через коррупционные механизмы.
Допустим, некое министерство считает необходимым изменить какой-то закон. Как процедура должна выглядеть в нормальном варианте? Соответствующий департамент готовит для министерства проект, министерство его согласовывает с другими ведомствами, а затем  через правительство вносит закон в Думу, где он обсуждается и принимается (или не принимается).
В реальности же все происходит одновременно и  проще и сложнее: министерство готовит закон в том виде, в котором он ему нужен (то есть, как правило, расширяющем его полномочия, например, регулятивные функции), а затем проплачивает конкретным депутатам его прохождение. Иногда проплачивается уже в момент внесения, а иногда – ко второму чтению (второе чтение важнее, потому что на этом этапе законопроект можно изменить в любую сторону до неузнаваемости).
Можно конечно и не платить, но тогда нет никаких гарантий, что закон будет принят в нужном виде или что он будет принят вообще. Платить надо депутатам из профильного комитета, чаще всего главе комитета, либо его заму (который уже распределяет затем средства среди остальных лиц).
Сами депутаты делят себя на бизнесменов – тех, у кого есть собственный бизнес (их большинство), и «нищебродов» — тех, у кого своего бизнеса нет, и главным источником доходов которых являются депутатские запросы или обещания (чаще всего пустые) пролоббировать чьи-то интересы. Депутатский запрос стоит от $30 000 и выше, а внесение законопроекта – на порядок больше (но для этого надо иметь сильную позицию в комитете, причем партийная принадлежность не имеет никакого значения).
Проплачивать надо не только депутатам, но и другим государственным органам или ведомствам. Скажем, принято решение о передаче какого-то здания некоему министерству. Передача такого здания должна быть зарегистрирована в государственном органе, уполномоченном на регистрацию сделок с государственным имуществом и за это надо заплатить нужному чиновнику этого ведомства приличную сумму. Если это здание в центре Москвы, то решение этого вопроса может стоить пару миллионов долларов. Повторюсь – эти деньги платятся конкретными чиновниками министерства конкретным чиновникам регистрирующего органа просто за то, чтобы это ведомство выполнило свою работу по регистрации и выдало необходимые документы. А если не заплатить, – документы просто где-то потеряются или зависнут.
Аналогичным образом проходят и согласования законопроектов: для того, чтобы внести проект в Думу, предварительно его должны согласовать все заинтересованные ведомства. Сам процесс может тянуться очень долго, если автор законопроекта не обладает должным админресурсом (а таких можно по пальцам пересчитать), но законопроект принимать надо, и приходиться платить. Чиновники из других министерств и ведомств (как и в дальнейшем депутаты) совсем не дураки, они прекрасно видят в тексте законопроекта «хлебные» места, и конечно же, не преминут воспользоваться возможностью «подкормиться». Почему с ними не должны делиться? Таким образом, в коррупционную схему вовлекаются десятки человек только по одному законопроекту. А сколько их правительство за этот год внесло и провело через Думу?
Даже за успешную регистрацию ведомственных приказов министерство должно платить другому государственному ведомству, которое проводит антикоррупционную экспертизу. Не платит только Администрация президента, ее законопроекты всегда гарантированно принимаются в нужном виде. Администрация вообще работает в своем параллельном режиме, отдельно от правительства.
Административный вес премьера и его инициатив невелик, а уж некоторых министров и того меньше. Удивительно, но если твой проект продвигает экс-министр  Кудрин, это эффективнее, чем если интересы лоббирует какой-нибудь действующий министр, просто потому что у Кудрина «доступ к телу» президента лучше, чем у большинства министров, и даже, пожалуй, премьера.

Если твой проект продвигает Кудрин, это эффективнее, чем если интересы лоббирует действующий министр

Отдельно «разруливаются» вопросы с госкорпорациями и госкомпаниями. В министерствах сидят чиновники, де-факто представляющие интересы какой-то конкретной корпорации и лоббирующие их интересы (чаще всего они и сами являются выходцами из этих корпораций). И наоборот, чиновники высшего звена попадают в наблюдательные советы госкорпораций или становятся членами совета директоров. Формально эта работа не оплачивается, но при этом они получают от корпораций огромные бонусы – причем вполне официально. Мотивации здесь две: отправить в совет директоров «на кормление» как бонус, либо как способ легализации уже и так высокого уровня жизни.
Зарабатывают чиновники прилично. Замглавы департамента – это уже долларовый миллионер, на свои дни рождения он приглашает выступать Лепса. Для замминистра считается хорошим тоном для повышения корпоративного духа отправить сразу 4-5 своих подчиненных отдохнуть куда-нибудь в Юго-Восточную Азию на месяц, оплачивая им все за свой личный счет, для него это не деньги. Если ты руководитель небольшого федерального госучреждения с зарплатой около ста тысяч рублей, у тебя вполне может быть пятикомнатная квартира на Остоженке. В общем, никто не бедствует.
При этом наряду с личными средствами чиновников, есть т.н. «заводи» – то есть деньги, которыми ведомство может управлять в своих нуждах, лежащие на счетах каких-то близких компаний. Своя заводь может быть и у министерства, и у госкорпорации, типа РЖД. Платят депутатам именно из этих средств. Естественно нужные поправки всегда окупаются. Новые, например, контрольные полномочия позволяют очень быстро настроить денежный поток.
Это поразительно, но платить надо не только соседним ведомствам, но иногда и даже своим подчиненным: скажем, если ты хочешь как-то перераспределить контрольные функции и забрать их у одного из нижестоящих звеньев (отделов, ведомств), надо платить отступные. Если не заплатить, то в итоге вы столкнетесь с тем, что ваши поручения просто не будут выполняться. Формально ваши подчиненные будут с вами соглашаться, но по факту работа остановится. А уволить своего подчиненного тоже не так просто. Там ведь со стороны чужих людей нет, все чьи-то родственники или знакомые. И если кто-то из больших шишек попросил вас взять к себе на работу своего протеже, то потом уволить его – означает обидеть важного человека.
В результате идет отрицательный отбор, то есть на работу попадают родственники и знакомые, а хорошие профессионалы долго не задерживаются, потому что рано или поздно «как правильно» вступает в противоречие с тем «как выгодно». То есть, конечно, рабочие лошадки остаются и выполняют всю основную работу, но на всех ключевых должностях сидят свои люди, которые преследуют исключительно свои личные интересы и интересы своих друзей. Уровень их компетенции близок к нулевому. На должность главы департамента, занимающегося какими-то финансовыми или, допустим, вопросами экономического регулирования, вполне может попасть чей-нибудь родственник (актер или врач по образованию), и никого это особо не удивит, таких случаев очень много. Формально вообще-то, по закону о госслужбе, близкие родственники не могут работать друг у друга в прямом подчинении, но это сплошь и рядом нарушается, ну, то есть, никого не удивит, если в твоем подчинении – твой тесть, например, или зять.
А бывает, что образование профильное, но при этом человек все равно совершенно некомпетентен в вопросе, которым занимается, не может прочесть документ даже.
Ладно бы они просто не понимали каких-то слов, но они еще иногда как вставят свою фразу какую-то в законопроект, потом у юристов в Думе волосы встают дыбом, они объясняют: в таком виде законопроект принимать нельзя, такие формулировки не могут быть в законе, он просто не будет работать, но юристов никто не слушает, и выходит все в таком виде, в каком выходит. Но, чтобы пройти все согласования именно в таком виде, необходимо на каждом этапе заплатить.
Для действительно компетентных и трудолюбивых сотрудников социальные лифты не работают, зато «свои» могут взлетать мгновенно. Приведу пример: чиновник N пришел на должность начальника отдела региональной таможни, через год он уже замначальника управления всей федеральной таможенной службы. Другие – меняют ведомства как перчатки, причем ведомства, никак не связанные между собой по профилю работы.
В советские времена тоже была коррупция, и тоже чтобы получить нужные для производства фонды (различные материалы, металлы, например), директору государственного  завода надо было приехать в курирующее его министерство и дать взятку, но такой деградации кадров не было даже тогда – чтобы продвинуть сына или племянника, его сначала ставили на младшую должность в каком-нибудь регионе, чтобы он там лет пять пороху понюхал. Да и денег тогда таких не было, были привилегии всевозможные, но такого показного потребления не было. Сейчас никто не стесняется покупать себе роскошную недвижимость, летать в отпуск на бизнес-джетах, ну разве что в последнее время стараются за границей поменьше светиться, боятся провокаций.  Ну и, конечно, никто не держит деньги на личных счетах, прятать умеют хорошо.
Сейчас низших уровнях в госорганах – в основном либо молодые чиновники (и чьи-то дети), либо те, кто дожидается пенсии. Первые хотят поглубже встроиться в систему (поэтому они скорее услужливые, чем профессиональные), вторые просто хотят досидеть – ни тем, ни другим не нужно ничего менять. То, какой у наших чиновников уровень, мне доводилось наблюдать на переговорах с казахской делегацией в связи с одним из вопросов, посвященных Таможенному союзу. Казахи – молодые юристы, закончившие Оксфорд, отлично разбирающиеся в теме, просто положили наших чиновников  на обе лопатки, легко добились преференций для своей страны.
Бороться с коррупцией посредством принятия новых законов, как это показывает практика, – дело гиблое. Закон всегда можно повернуть любой стороной уже после принятия. Вот возьмите, к примеру, как принимался 294 ФЗ – «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля». Когда Медведев его вносил, прекрасный закон был, жесткий, правильный. Вначале там были небольшие изъятия, касающиеся проведения проверок  следствием, прокуратурой и особо значимыми для безопасности государства ведомствами (финансовый и бюджетный надзор, налоговая, таможня, МЧС и т.д.), а потом, в течение нескольких лет система взяла свое – одна за другой были приняты поправки, выводящие из-под действия закона те или иные госорганы, в итоге весь закон стал состоять из изъятий, потеряв всякий смысл. Для справки, с 2009 по 2015 год в указанный закон изменения вносились около 30 раз, а количество контрольных органов, выведенных из-под действия закона выросло с 15 до почти 50.
В целом, коррупция в министерствах похожа на коррупцию в ГИБДД, там тоже все начинается снизу и уходит по цепочке наверх, причем, где кончается эта цепочка, можно только догадываться, подозреваю что не заканчивается нигде. В основном заработок идет через откаты на госзакупках, это самый распространенный вид коррупционных схем. Но не самый прибыльный, так как бюджеты министерств не так велики по сравнению с бюджетами корпораций, поэтому самые урожайные места связаны с регулированием бизнеса. Это могут быть прямые регулятивные функции, или законопроекты, которые так или иначе выгодны только одному из игроков на рынке. Например, принимается закон о налоговых льготах при добыче трудноизвлекаемой нефти, и вносят требования, чтобы выработка месторождений при этом была меньше 3%, под это требование подпадает только «Газпромнефть», а «Лукойл» и даже государственная же «Роснефть» не попадают.

Все начинается снизу и уходит по цепочке наверх, причем, где кончается эта цепочка, можно только догадываться

Обычно тот или иной департамент просто сотрудничает с профильными частными компаниями или госкорпорациями, и за это либо получает какой-то постоянный доход, либо участвует в доле. Отказаться нельзя – тогда задействуются связи с силовиками, которые начинают создавать бизнесу проблемы. На таком уровне даже не надо сажать в СИЗО владельцев, просто достаточно помешать нормальной работе компании, чтобы она не смогла выполнять свои обязательства и начала разорятся.
При Путине коррупция всегда имела тенденцию только к росту и сейчас, во время кризиса, она тоже едва ли уменьшится. Коррупционная «такса» измеряется в валюте, снижаться она не будет. «Доить» бизнес, конечно, сложнее во время кризиса, но вот в госзакупках будет все то же самое, может быть, даже откаты только вырастут, потому что ресурсов становится меньше, а чиновники уже привыкли к определенному уровню потребления.

https://theins.ru/wp-content/uploads/2015/07/bg.jpg
The Insider попросил депутата Дмитрия Гудкова прокомментировать ту часть интервью с чиновником, которая касалась взаимодействия с Госдумой:


Мне неизвестны случаи, чтобы за продвижение законопроекта каким-то депутатам напрямую заносили деньги, может еще в созыве 99-го года что-то такое могло встречаться, и то редко, но сейчас все устроено немного по-другому. У большинства депутатов есть свой бизнес, кто-то банкир, кто-то недвижкой занимается и т.д., и каждый в рамках своих интересов связан с теми или иными ведомствами и поэтому они сами заинтересованы в продвижении каких-то законопроектов. У каждой элитной группировки есть свои депутаты, которые продвигают их интересы. Иногда это приводит к борьбе внутри комитета, например, когда решалось, кому будут идти деньги от платных парковок – пойдут ли они все ГИБДД или часть пойдет Москве, и там воевали ОНФ, ГИБДД и мэрия. Но здесь депутату не заносят деньги в чемодане, он либо «в доле», либо просто его бизнес связан здесь своими интересами.
Если же у департамента нет своих людей в Думе, то скорее оно будет не платить депутату, он может просто найти депутата-лоббиста по своей сфере и объяснить ему, что на каком-то законопроекте они могут вместе заработать. Либо же этот чиновник попытается «заинтересовывать» кого-то в министерстве рангом повыше, у кого есть свое влияние в Думе. Депутатов нужных всегда найдут, потому что они сами приходят в ведомство, чтобы продвигать свои законопроекты, и можно тогда их и спросит: как ты, мол, относишься к такой-то инициативе.  Но если это серьезная бизнес-тема, то все равно окончательное решение будет согласовываться где-то в правительстве, – Дума сейчас ничего не решает.
Президентские законопроекты, действительно, принимаются без разговоров, а правительственные – по-разному, если там идет внутренняя борьба какая-то, то могут и зарубить иногда. Вот, например, долго же пытались остановить весь этот бред по ликвидации накопительной части пенсии, были разборки, но все равно один клан продавил другой. Но если есть консолидированная позиция правительства, то все проходит «на ура».
Таким образом, в этой системе чиновники напрямую депутатам за продвижение законов не платят, другое дело, что депутат иногда может напрямую представлять какую-то компанию или корпорацию в Думе, напрямую обслуживая ее интересы. Они либо сидят на зарплате там или владеют долями, являясь почти официальными лоббистами. И хотя у нас нет закона о лоббизме, но вообще эта практика распространена среди цивилизованных стран, ведь отрасль может предлагать вполне разумные законопроекты, благодаря которым бизнес будет лучше развиваться, будут создаваться новые рабочие места, увеличиваться налоговые поступления. Вот только у нас рынок сильно монополизирован, поэтому законы могут приниматься в пользу не отрасли в целом, а какой-то конкретной компании. Это проблема отсутствия нормального рынка. Но если бы у нас был нормальный рынок, то у нас не было бы проблем и с выборами, и с Думой, и вообще все было бы по-другому.